Россериал

       
Мгновения перерастали в секунды и, внутренне опасаясь повторить утренний промах, он, как ни выгадывал, все же эту позицию пропустил. Поняв это, Иваныч торопливо дернул крючок и… промахнулся.
Гриша молча еще некоторое время сопровождал взглядом улетающую птицу, потом повернулся к костру и, не спрашивая Иавныча, опять плеснул в кружки.
- Давай, за ее долгую жизнь! - и, протянув свою кружку, пристукнул ею о край кружки Иваныча.
- Чего-то я сегодня оплошал… - начал было оправдываться Иваныч за неудачный выстрел.
- Да, брось ты!… Смазал - да и хрен на нее! Пусть живет! На будущий год придем, тогда и целиться не надо будет: Бац! - И суп! - Гришка бесшабашно хохотнул.
У Иваныча даже кружка застыла в руке на пол дороге ко рту от внезапно поразившей его логики, прозвучавшей в этих бесхитростных словах напарника.
Он изумленно посмотрел на Гришу. Гриша почувствовав его взгляд, пояснил, как бы подтверждая догадку Иваныча:
- Ну, да!… Вот она сейчас улетела, а на будущий год прилетит с парой, да еще выводок за собой притянет. Штук с десяток и наберется. А если через два года, то… - Гриша расслаблено пытался сосчитать, сколько же будет уток через два года, и не решив, эту в общем-то простенькую задачку для устного счета, махнул рукой. - Короче! Налетит орава: шиш промажешь, даже если и захочешь!… Да и вообще: ты че, не наелся, что ль?!
Иваныч вспомнил про застывшую в его руке кружку. Спохватившись, опрокинул содержимое в рот и, закусив, потянулся за закипевшим к этому времени кипятку. Заварив чай покрепче, он сделал несколько глотков душистого настоя и откинулся на спину, уронив голову на полупустой рюкзак.
Он смотрел на начинавшие просвечивать звезды в темнеющем ультрамарине неба, слушал, потрескивание угасающего костра, шелест листвы в прибрежных зарослях тальника под потянувшим на берег ночным бризом, ощущал прохладу отходившей осенней травы под спиной.
Гриша негромко рассуждал о предстоящем ему ремонте в подворье, которое он наметил и иногда спрашивая совета, не дождавшись ответа от улыбающегося в наплывшей темноте напарника, неторопливо и монотонно продолжал свои рассуждения…
То ли от ухи и выпитого спиртного, то ли от спокойствия, веющего на него со всех сторон, Иванычу стало покойно, натянутые струны внутри него превратились в обычные нервные клетки. Все его сегодняшние переживания представились ему вдруг такими мелочными и не заслуживающими внимания, что он, сквозь наплывающую волнами дрему, вдруг тихо засмеялся…
- Ты чего? - встрепенулся Гриша и в свете отблесков угасающего костра удивленно сверкнул белками глаз на Иваныча.
- Э-эх, Гришка!… Хорошо-то как!…
- Дык, я тебе об этом уже минут пять толкую!
- А я ж чего - я согласен! Спорил бы кто - я промолчу!
Иваныч потянулся, разминая затекшие мышцы, и, уточняя, спросил:
- Так, что? До утра?
- А ты, чего, домой от такой благодати хочешь, что ли?
- Да, нет… Это я так - для разговору….

И опять замолчал, в пол-уха слушая Гришкино бормотание.
Затем и Гриша стих, глядя на гладь реки.

Шелестели ленточные лоскутки тальниковой листвы.
Шуршала и попискивала мышь где-то рядом в увядающей траве.
Спицы звезд все ярче пронизывали темнеющий небосвод.

Покой и благодушие вместе с вечерним туманом поднимались от теплой земли и наполняли пространство вокруг, неслышно проникая в самые укромные уголки сознания.
Иваныч опять задремал и уголки его губ тронула незаметная в темноте слабая улыбка…

11
 
12