Времени на сборы ушло немного и скорым шагом Иваныч направился к дому родителей. Он знал, что в принципе он мог бы так и не торопиться: все равно отец будет еще долго ходить из угла в угол, швыркать бесконечный чай и присаживаться перед открытой дверцей печи покурить. Все это будет сопровождаться неизменным: "Мать! А где мои…? Мать! А куда я положил… ?" И укоры о том, что де он "тянет резину" будут вызывать только вспыльчивые обвинения в адрес же укоряющего…
Так он и случилось. Войдя в дом, Иваныч увидел отца сидящего у печи с папиросой в одной руке и кружкой чая - в другой. Мама привычно сердито ворча себе под нос, что-то заталкивала в отцовский рюкзак.
Иваныч не стал задерживаться и вышел на подворье. Он не спеша сносил и приготовленные с вечера вещи и снасти в на берег реки и укладисто разложил их в ней, так, что бы они не мешали в поездке, а то, что может неожиданно понадобиться, всегда оказывалось под руками. Немного переведя дух и внутренне настроившись, он взвалил на плечо подвесной мотор и осторожно, опасаясь оступиться с тяжелой ношей но тропинке ведущей к воде, отнес его к лодке. Закрепив мотор на транце, он присел на борт и обвел взглядом гладь реки с едва угадывающимся в предутренней серости и поднимающемся от воды тумане противоположным берегом. Тихо шелестя бесконечными как дыхание, мелкими волнами о прибрежную гальку река успокаивающее шептала ему: "Слыш-ш-ш…. Слыш-ш-ш…" О чем сокровенном она хотела ему рассказать? Или она призывала его быть терпимым?… Или напротив она хотела его о чем-то предостеречь? О том, о чем она знала вечность и о чем люди могут так не узнать? Слушая шепот реки и глядя на мелкие волны, катающие мелкие камешки на урезе, он задумался…
Из оцепенения его вывел голос отца, который после сна и изрядного количества выпитого чая уже не казался таким скрипучим, как вчера
- Ну, че расселси-то?! Ехать давно пора, а ты расселся! Шмутье-то стаскал, иль отцу надо все за вас делать?!
- Да, садись, ты! Все уже готово. Тебя только и жду…
Окинув взглядом лодку, вещи, аккуратно и с толком уложенные на дне и вдоль бортов он удовлетворенно крякнул и даже как-то помягчел выражением лица.
- Ну, че, Сашка, поехали?! Ни пуха!…
- К черту! - привычно вторил Иваныч и уже отцу, - Отталкивайся!
Лодка качнулась от толчка и тихо поплыла от берега в редкую мглу утреннего тумана.
- Вроде как раз по времени… - с благой ноткой в голосе констатировал отец.
И продолжал, опять придав голосу прапорщицке интонации:
- Пока вас не подтолкнешь - хрен пошевелитесь!
Иваныч дернул за шнур стартера мотора и взлетевший гул поглотил разом предутреннюю сказочность дремавшей реки, а заодно и необходимость отвечать отцу на его словесные уколы.

***

Подплыли к заранее намеченной заводи когда солнце уже коснулось верхних слоев тумана мгновенно превращая его из серой угрюмой массы в пронзительно-белую молочную смесь. Заглушив двигатель они проплыли по

инерции до самых прибрежных кустов, нависающих с яра над самой водой и чиркающих по струящемуся потоку вздрагивающими ветвями.
Отец ловко ухватился за один из них и придержал лодку.
Иваныч быстро достал сеть и привязав к одному концу тетивы бечевку, к другому - якорь и подал снасть отцу. Отец, закрепив тетиву на крепкой здоровой ветке изготовился спускать снасть в воду и выжидательно оглянулся на Иваныча. Иваныч быстро сел в греби и размеренными гребками повел лодку вперед кормой от берега в реку. Отец по ходу лодки спускал снасть…
Все это они проделывали молча, не делая лишних движений и ожидая друг от друга команд.
После гула заглушенного мотора тихое спокойствие речного простора казалось еще более всепоглощающим: слышно было, как всплескивает вода, завихряясь в небольшие водовороты у транца при толчках весел, как тихо поскрипывают уключины и шлепаются капли о гладь воды, срываясь со вскинутых из воды весел при очередном взмахе…
Уже выпустили половину сети, как чуть поодаль и ниже по течению от них из кустов с испуганным вскряком вылетел сапсан. Утка с широким клювом, за что ее местные прозвали "мехлопата".
- Ружье! Ружье! - Не выпуская сеть из рук торопливо запричитал в носу лодки отец, - Да, шевелись, ты!…
Иваныч бросил весла и спешно вскинул к плечу ружье, которое он предусмотрительно положил рядом с собой и успев его в пути зарядить. На всякий случай.
Он привычно подвел линию прицела под улетающего сапсана и взяв необходимое упреждение плавно надавил на курок…
В самый момент выстрела отец опять резко повернулся к нему с возмущенным лицом, лодка качнулась и… палец Иваныча додавил спусковой крючок и прозвучал выстрел, напрочь забив возмущенный возглас отца.
По хлестнувшей по воде плети дробового заряда Иванч сразу понял: "Обнизил! И чего он дернулся, старый хрыч!"
Сапсан заполошено забил крыльями, стремительно набирая высоту и скрываясь в сверкающем на солнце спасительном мерцании тумана.
- Мазло! Считай в упор смазал! Дергаешься как парализованный!…
- Все! - подумал Иваныч, - Прощай спокойный день! И какого черта вынесло этого сапсана в самом начале!…
А в слух ответил отцу взаимным упреком:
- Ты-то чего крутишься?! Уголья в одно место насыпали?…
Отец от неожиданности немного опешил, не ожидая такой резкости от сына и, немного придя в себя, прикрикнул:
- Греби, давай! Мазло!…
С досадой, не столько от совершенного промаха, а от того, что дал отцу повод для неприятных и бессмысленных упреков на весь день, Иваныч рванул весла…
- Полегче!… Полегче!… А то и сеть щас порвешь! ...Ни украсть - не покараулить…
Отец отвернулся и проворно снуя руками стал спускать оставшуюся снасть.
Пока они отвлекались на утку и никчемную перепалку, лодку снесло течением и теперь Иванычу приходилось налегать, что б вывести снасть в намеченный

Выбрать другой рассказ